Ленинградский альбом

Её рассказ о себе из книги «1945-2005. Подвигу 60 лет».

«Война изменила мою жизнь кардинальным образом. Я была сталинской стипендиаткой, меня ждала выдающаяся карьера пианистки, природный талант. Ещё до войны ленинградское руководство решило организовать при Консерватории детскую группу из особо одарённых детей. Нас было человек 5, с нами носились, как неизвестно с кем, и всё предвещало, что мы будем украшением советской пианистической школы.

Конечно, на войне многие погибли. Один мой друг, с которым мы в детстве давали концерты, был очень талантливым музыкантом, но судьба его сложилась так, что во время войны немец, пожалев на него пулю, снёс ему полголовы прикладом. И эта судьба, к сожалению, постигла очень многих. Кто-то уехал и спасался в Ташкенте. Но я, в силу своих семейных обстоятельств, осталась в Ленинграде. И получила «полное удовольствие» от блокады Ленинграда. Но в это время надо было уже идти работать, в это время я уже была на первом курсе, и я успела получить сталинскую стипендию, я её удерживала, с ней закончила Консерваторию. Она мне очень помогала, потому что это были сравнительно неплохие деньги, но, тем не менее, нужна была карточка, надо было идти работать. На улице встретила случайно начальника управления культуры, сказала ему гордо, что работаю секретарём спецчасти. Он сказал: «Идиотка. Завтра придёшь в управление культуры». Я пришла туда, и он меня отправил в Ленконцерт — тогда это была Ленинградская государственная эстрада. Я была назначена туда концертмейстером. Состав там был такой: какие-то хорошие музыканты, ну и домашние хозяйки, чьи-то жёны. Но были там единицы, на которых всё держалось. Я-то была уже на уровне окончания Консерватории, и требования у меня были соответственные, поэтому я, услышав тех, кому мне надо было аккомпанировать, была возмущена. Нажила себе сразу всех врагов, каких только могла. Но, по счастью, всё это рассосалось.

В это время проходил Всесоюзный конкурс в Свердловске, первый тур проходил тут. Я вышла победительницей, должна была ехать на конкурс, но к прослушиванию я заболела. Прослушивание было в Малом оперном театре, утром я туда приехала. А у меня был хороший грипп, который назывался испанка. У меня была высочайшая температура — тем не менее, я играла, я помню, что играла. Но говорят, я здорово сыграла — потом мне это говорили, я тихо свалилась в обморок. Меня увезли, я попала в больницу. Из больницы я ушла — там меня не лечили, и вообще это бессмысленно было. Я устроила такой бунт на корабле, что врач согласился меня отпустить. Меня выпустили. У меня было какое-то звериное предчувствие, что здесь, в больнице, я погибну. И действительно, я была права. За мной пришла моя тётя. Мы вышли на улицу и пошли домой. Начался обстрел, мы залезли в какую-то парадную и там переждали. На следующий день, когда тётя пошла в больницу за моими документами, выяснилось, что снаряд прямым попаданием влетел в палату, где я лежала, и 60 женщин там были всмятку. Вот такие случаи были во время блокады. Да их было тысячи, но, в общем, сейчас это уже, наверное, неинтересно.

Никогда для меня не были чем-то важным никакие праздники, февральские и прочие. Все мы делали вид, что это праздники, но это было не так. А Девятое мая был великим праздником и остался таким для меня. Это действительно «праздник со слезами на глазах». Это день, когда ты вспоминаешь всех потерянных тобой людей, всех близких, всех дорогих. И потом, это великое чувство победы, это не передать. До сих пор это чувство живо во всех нас. Наверное, блокадники отличаются немного более болезненным ощущением. Здесь это была какая-то своя победа. Были такие потери, таких дорогих людей. Для меня это была потеря моей настоящей профессии. Что для меня эти дела эстрадные — так, мелкая чушь. Я имела право на международную карьеру, я знала, что имела право, с самого детства. Но, тем не менее, так я и доработалась до пенсии».